Призвание варягов: предание или факт?

   Нет в истории России вопроса, который не вызывал бы столь продолжительные, ожесточенные и с участием сотен учёных  споры, чем вопрос «откуда есть пошла земля русская», кто такой Рюрик и его «варяги», отождествляемые русскими летописями с «Русью». Цитата Нестора, дошедшая до нас в Лаврентьевской летописи[1], является камнем преткновения между норманистами и антинорманистами, поскольку именно из толкования её, возникли два противоположных научных течения. Именно Нестора, как считает Г. И. Анохин, следует считать создателем норманнской теории, а не профессора Санкт-Петербургской Академии наук немца Т.З. Байера (1694 – 1738): «И всё же нельзя согласиться с утверждением Шаскольского о том, что, приписывая Байеру создание норманнской теории, наши историки, тем самым сильно преувеличивают роль этого учёного в русской историографии. В действительности, построение о возникновении Русского государства в результате «призвания варягов» было сконструировано ещё на рубеже XI – XII веков составителем Начальной летописи. Байер лишь нашёл в летописи это давно возникшее историческое построение и изложил его в наукообразной форме»[2]. Точка зрения на авторство норманской теории у современных украинских историков иная. Они считают: «Повicть минулих лiт»…пiддавалася редакцiї в 1116 р. iгуменом Видубицького монастыря Сильвестром, а в 1118 р. – одним iз прибiчникiв князя мстислава Володимировича (пiсля чого, до речi, в нiй з'явилася норманьска вуаль)»[3] («Повесть временных лет… подвергалась редактированию в 1116 г. игуменом Выддубецкого монастыря Сильвестром, а в 1118 г. – одним из сторонников князя Мстислава Владимировича (после чего, к слову, в ней появилась значительная норманнская вуаль»).

    «Варяго-русский вопрос», «варяжский вопрос», «норманнская теория»... Что скрывается за этими понятиями? О чем на протяжении двух с половиной столетий спорят уче-ные? Фактически речь идет о степени участия скандинавов в сложении Древнерусского государства. С этой нейтральной написана статья А.М. Сахарова в «Советской истории-ческой энциклопедии». Автор утверждал, что норманнская теория – это «направление в историографии, сторонники которого считают норманнов (варягов) основателями госу-дарства в Древней Руси».  В.М. Мошин в 1931 году в пражском журнале «Slavia» опу-бликовал обзор полемики между норманистами и их оппонентами, выделив, что норманнская теория включает в себя три проблемы: 1. проблему о древнейшей руси, конунг которой Рюрик стал основателем правящей  династии восточнославянского государства Киевская Русь; 2. вопрос о способе основания русского государства (призвание руси как третейсих судей или завоевание руссами власти над славянскими племенами; 3. этническую принадлежность руси.

     Среди взглядов на этническую принадлежность руси существуют самые различные теории:

    Уже само имя Рюрика и его братьев является проблемой, обсуждаемой на предмет факта существования. «Изучение соответствующей антропононимической литературы, позволяет сделать вывод, что имён Синеус и Трувор (Трувол) у скандинавов вовсе не было. Поэтому некоторые норманисты так трактуют текст Лаврентьевской летописи :Рюрик пришёл с «синехюс» и «тру воринг» (скандинавские слова – «свои дома» и «верная дружина»). Но ведь и имя Рюрик встречается в скандинавских именниках настолько редко, что современные антропонимические справочники отсылают нас к этому же «Рюрику легендарному в Новгороде», ничего не зная о нём по скандинавским материалам, а при упоминании о самом якобы призвании в Новгород ссылаются только на несторову летопись».[4]

   Представители неонорманизма Е.А. Мельникова и В.Я. Первухин считают, что «необоснованны и не соответствуют морфологии и синтаксису древнешведского языка попытки истолковать имена Синеус и Трувор как осмысленные летописцем в качестве личных имён древнешведские фразы «со своим домом и дружиной», подразумевающие восхождение легенды к прототипу на древнешведском языке. Прямо противореча всему тому, что известно о языковых связях Древней Руси и Скандинавии, это предложение не учитывает и того, что скандинавские имена, рефлексами которых являются Синеус и Трувор, хорошо известны, в частности по руническим надписям X – XI веков. Убедительна аргументация Г. Шрамма, что заимствования SiзineоtR ( Синеус) и Тrorvar (Трувор) должны были произойти не позднее начала X в., а скорее всего во второй половины IX века»[5].

   Согласно средневековой традиции, призвание варяжских князей положило начало Русскому государству и его истории. Ещё Н.М. Карамзин, разделяя прямолинейную историзирующую трактовку летописного повествования, видел в нём «удивительный и едва ли не беспримерный…случай: Славяне добровольно уничтожают своё древнее народное правление и требуют государей от Варягов, которые были их неприятелями. Везде меч сильных и хитрость честолюбивых вводили Самовластие… в России оно утвердилось с общего согласия граждан»[6].

    Сравнительное изучение письменных источников и развитие историософской мысли поколебали это представление уже в середине XIX в.: мотив призвания правителей оказался свойственным многим историографическим традициям древности и средневековья, а гиперкритицизм в противопоставлении «истории» и «саги», факта и вымысла вытеснил «призвание варягов» в сферу легендарного.

   Со времени А.А. Шахматова легенда считается «книжной конструкцией», плодом «тенденциозного сочинительства» одного из составителей или редакторов повести временных лет[7]. Общепризнано, что одним из важнейших источников раннего русского летописания были так называемые устные предания. К ним возводится и легенда о призвании. Шахматов писал о «местных преданиях» (ладожских, изборских и др.), облечённых в форму исторических песен. Е.А. Рыдзевская, согласившись с Шахматовым в том, что существовало предание об изгнании варягов, взимавших дань, высказала убеждение в «искусственном происхождении» легенды о призвании как единого целого[8]. Не основано на конкретном анализе и определение Д.С. Лихачёвым её источников как «местных легенд, связанных с урочищами, могильниками, сёлами и городами всей русской равнины»[9].

  Отказ от признания историчности варяжской легенды был, видимо, обусловлен двумя причинами. С одной стороны, конъюнктурой – борьбой с норманизмом, направленной и против средневековых книжников – первых «норманистов». С другой – господством в изучении легенды конкретно-текстологического анализа.

    На концепцию Шахматова сильно повлияла также его теория двух волн скандинавской колонизации Поднепровья: «В VIII – IX веках среди поднепровских славян появляются полчища Скандинавов, садятся на укреплённых местах и начинают покорять себе славянские племена: их называют Русью».[10] Второй поток явился результатом призвания, причем новые мигранты получили название варягов (в отличие от более ранней руси) и осели на новгородском севере.

  В советский период Б.Д. Греков определил отношение к проблеме призвания варягов словами: «Легенду о «призвании» мы можем и должны подвергнуть критике, но не следует игнорировать при этом отношение к ней автора киевской летописи. Летописцу пришлось искусственно приспособлять известные ему предания к своей политической схеме».[11]

  Вместе с тем исследование процессов формирования в IX – X вв. так называемой северной конфедерации племён и русско-скандинавских отношений позволило ряду историков (В.Т. Пашуто, В.Л. Янин и др[12].) предположить существование исторического ядра легенды и признать достоверным приглашение князей и скандинавское происхождение династии Рюриковичей.

    На основе археологических материалов А.Н. Кирпичников пришёл к убеждению об истинности ладожского варианта легенды (Ипатьевская летопись).[13] Действительно, в наше время перспективы пополнения письменных источников практически равны нулю, тогда как археология каждые три десятилетия буквально удваивает количество своих источников . Может быть поэтому «варяжский вопрос» все в большей степени становится предметом ведения археологии. Именно по археологическим данным естественно определять время появления скандинавских древностей в Восточной Европе и, соответственно, первых контактов славян с норманнами; сферы социально-экономической деятельности, в которых проявлялись славяно-скандинавские отношения; вклад норманнов в материальную культуру Восточной Европы в IX-XI вв. Все эти проблемы поднимались в ходе памятной многим дискуссии, состоявшейся в декабре 1965 года на историческом факультете Ленинградского университета. Но лишь в 1970 году конструктивные предложения участников дискуссии смогли быть напечатаны .[14] Хотя в том же году появилась статья А.Г. Кузьмина, в которой он приводит в качестве аргумента против присутствия скандинавов даже в Гнёздове выводы А.В. Арциховского о том, что там не обнаружены рунические надписи.[15]

    В статье, написанной совместно Л.С.Клейном, Г.С.Лебедевым и В.А.Назаренко, ученые детально осветили характер норманнских древностей на древнерусской территории. Они выработали строго научную и логически последовательную методику определения этнической принадлежности археологических древностей.

Что же дал анализ археологических материалов? Выяснилось, что к IX веку установились первые связи некоторых восточноевропейских племен со скандинавами. На тех же участках волжского и днепровского торговых путей, где в IX веке встречаются лишь отдельные варяжские погребения, в X веке варяги составляли в отдельных местностях не менее 13% населения. Норманны входили даже в состав правящей верхушки Древней Руси, но все же состав скандинавов был весьма неоднородным. А потому можно отбросить представление о «вокняжении» на Руси варяжской династии: это были представители пришлой знати, не имевшие никакой опоры в восточноевропейской среде.  

    По мнению Клейна и его учеников, славяно-варяжские отношения в IX-XI веках были значительно более сложными и охватывали различные стороны жизни восточноевропейских племен: это и торговля с Востоком и Западом, и совместные военные походы, и развитие ремесла, и внутренняя торговля.

    Со времени этой статьи прошло более двадцати лет, но систематизация и выявление норманнских древностей продолжаются. Отдельные находки обнаруживаются в могильниках Ярославского Поволжья, юго-восточного Приладожья, Верхнего Поднепровья. Ведутся и раскопки в Ладоге, на Рюриковом городище под Новгородом, в Новгороде и в Изборске, Белоозере, Ростове, Полоцке - в основных летописных центрах, связанных с «варяжской» проблемой.

    Варяжское присутствие на древнерусской территории делается все более очевидным. Но при этом становится очевидной и несостоятельность концепции колонизации Верхней Руси скандинавами и уже тем более ее норманнского завоевания.

     Как же распределяются географически скандинавские находки? Особое значение для русско-скандинавских отношений имели водные пути, пересекавшие Восточную Европу. Как выясняется, наиболее ранние связи установились по Волжскому пути, связавшему и славян, и скандинавов со странами Средней Азии и Переднего Востока. Наиболее важными для восточной торговли были два направления: ЛАДОГА-ВОЛГА и ЗАПАДНАЯ ДВИНА-ДНЕПР-ВОЛГА. На них расположены Ладога и Гнездово - центры, в которых варяжское присутствие прослеживается всего отчетливее. Возникший в IX веке Волховско-Днепровский путь на ранних этапах служил внутренним целям Древнерусского государства. Однако ко второй половине X века он приобрел важное международное значение. Этот путь активно использовали и скандинавы - не случайно летописец назвал его путем «из варяг в греки».

   Таким образом, текстологический анализ легенды и историко-археологическое изучение эпохи, к которой она отнесена, привели исследователей к убеждению, что «исторической сутью сказания о призвании варягов явились реальные события вдоль балтийско-волжского пути – участие словен, кривичей и мери в международной торговле, их взаимоотношения и столкновения между собой и [со] скандинавами.[16]