|
Ниже публикуются фрагменты из Введения ко 2-му изданию ПГ Ильинского.
Введение
Глава I
Общие понятия
§1. Что такое праславянский язык?
Под термином «праславянский язык» в науке принято разуметь тот язык, которым
славяне говорили в ту эпоху, когда они составляли одно этнографическое целое. В
то время не было ни русских, ни болгар, ни сербо-хорватов, /л. 2/ ни словенцев,
ни чехов, ни сербо-лужичан, ни поляков, но были только slov ě ne ,
объяснявшиеся на наречии, которое, хотя и никогда не было свободным от
известных диалектических различий, но в общем представляло довольно цельную
лингвистическую индивидуальность.
Вместо термина «праславянский язык» некоторые ученые, – в России особенно
Фортунатов и его школа [5] , а во Франции Me йе [6] и его ученики, предпочитают
употреблять термин «общеславянский язык», « le slave commun », но этого слова
следует избегать, так как оно может повести к крупным недоразумениям: ведь не
всякое общеславянское явление языка может быть в то же время и праславянским.
Например, выпадение редуцированных гласных в открытых слогах или замена древней
формы им. пад. основ на -ū- соответствующей формой вин. пад. ( Kr ъ v ь вм. Kry
, ljub ъ v ь вм. ljuby и т.д. суть явления несомненно общеславянские, но они
возникли не в эпоху славянского племенного единства, а на глазах истории уже
отделившихся славянских языков. Конечно, это возражение сохраняет силу и для
того «общеславянского языка», под которым Будде [7] … и некоторые другие
разумеют позднейшую эпоху жизни славянского праязыка (накануне его
распаде//ния) /л. 3/ в отличие от более древней «праславянской» в самом точном
смысле этого слова.
§ 2. «Фикция» праславянского языка
Из предложенного определения понятия «праславянский язык» видно, что он
представляет собой в настоящее время только н а у ч н у ю ф и к ц и ю. В самом
деле, если бы от праславянского языка дошли до нас непосредственные следы в
виде писаных памятников или даже какого-либо живого говора, каким-нибудь чудом
сохранившегося без изменений в течение многих и многих сотен лет, то мы имели
бы тогда право говорить о праславянском языке как о реальном ф а к т е. Пока
этого нет, и пока мы не смеем даже мечтать об открытии подобных памятников или
подобного говора, мы можем составить себе о нем лишь приблизительное понятие, и
притом исключительно путем изучения его мертвых и живых потомков, т. е. тех
восьми наречий, которые образуют собой так называемую славянскую семью языков.
Тщательное и осторожное комбинирование их данных как между собой, так и со
свидетельствами родных братьев праславянского языка – прочих индоевропейских
языков – дает науке возможность, по крайней мере, отчасти восстановить или
реконструировать славянский /л. 4/ праязык. Следовательно, здесь наука
действует теми же средствами, как и тогда, когда посредством сравнения
отдельных индоевропейских языков она строит (часто поразительно точные) догадки
о первоначальной структуре индоевропейского праязыка. Конечно, и последний язык
есть фикция, но фикция, которая некогда представляла такой же живой факт, как
и, например, та «вульгарная» народная латынь, из которой уже на памяти истории
образовались многочисленные современные романские наречия.
§ 3. Задачи и методы праславянской грамматики
То обстоятельство, что праславянский язык не оставил после себя никаких других
памятников, кроме современных и некоторых вымерших славянских наречий,
предопределяет не только сравнительный характер метода праславянской
грамматики, но и ее главнейшие задачи. В самом деле: сравнивая славянские языки
между собою, мы замечаем в них рядом с такими особенностями, которые развились
несомненно в историческое время, и целую массу таких о б щ и х им черт, которые
не могут быть объяснены иначе, как единством их происхождения из тождественного
источника. Вопросами о том, что является
в современных славянских языках на//следством /л. 5/ их отца и представляет продукт их обособленного
индивидуального развития,что занимается особая лингвистическая дисциплина, –
с л а в я н с к а я с р а в н и т е л ь н а я г р а м м а т и к а: как
сравнительный языковед, сопоставляя звуки и формы отдельных индоевропейских
языков делает приблизительно точные выводы о том виде, который они имели в
момент распадения индоевропейского языка. Так и сравнительный лингвист-славист,
комбинируя между собою данные славянских наречий, догадывается о тех
праславянских образованиях, которые положили им начало. Отсюда следует, что в о
с с т а н о в л е н и е п р а с л а в я н с к о г о я з ы к а е с т ь г л а в н
е й ш а я з а д а ч а н а у к и с л а в я н с к о й с р а в н и т е л ь н о й г
р а м м а т и к и, а грамматика этого языка есть ее п е р в а я г л а в а.
Но говоря о реконструкции праславянского языка как о главной проблеме
славянского сравнительного языкознания, не следует, однако, упускать из виду
одного в высшей степени важного обстоятельства: как бы мы глубоко ни изучили
звуковой и формальный состав современных славянских языков, мы никогда не будем
в состоянии изобразить историю праславянского языка на всем ее протяжении, от
начала его зарождения до распадения на отдельные славянские наречия. И это
понятно, так как в основе последних лежит не в е с ь праславянский язык во /л.
6/ всем его объеме, а только известные отдельные его говоры. А если так, то
современные потомки этих говоров не могли отразить в себе те явления
праславянского языка, которые закончили цикл своего развития задолго до того
времени, когда начался процесс дифференциации праславянского языка. Отсюда
следует, что современные славянские языки могут дать матерьял для заключения
только о п о с л е д н е м моменте эволюции славянского праязыка, но помочь
проникнуть в тайны его зарождения они сами по себе не в состоянии. Например, на
основании того факта, что все славянские языки употребляют существительные voda
« aqua » (ср. древнецерковнослав. вода, болг. вода, сербохорв. voda , c ерб.
voda , чеш. voda , вл. woda , п. woda , р. вода) мы можем сделать то несомненно
верное заключение, что в праславянскую эпоху это имя имело форму voda , и что в
ее состав входили звуки того типа, к которому принадлежали фонемы типа v , o ,
d , и a , но откуда возникли эти последние, какой процесс они пережили, прежде
чем получили свой теперешний даже такой условный характер, – этого изучение
одних славянских языков объяснить не может. В других случаях наше положение
бывает еще хуже: некоторые праславянские звуки, как, например, ě (ять) или ъ.
ь, оставили в современных славянских языках такие разнообразные рефлексы, что
мы или совсем оказываем//ся /л. 7/ бессильными определить природу тех фонем, к
которым они восходят д а ж е к а к з в у к о в ы е т и п ы, или можем это
сделать лишь в самых общих, неопределенных чертах.
Положение исследователя было бы безвыходное, если бы на помощь к славянской
грамматике в таких случаях не являлась другая наука – с р а в- н и т е л ь н а
я г р а м м а т и к а и н д о е в р о п е й с к и х я з ы к о в. И она имеет
главной задачей восстановление праязыка, но такого праязыка, который уже достиг
венца и конца своего развития, который уже давно прошел все главные его этапы и
был уже близок к полному и окончательному распадению на отдельные диалекты. Но
к о н е ц развития индоевропейского праязыка есть н а ч а л о развития тех
диалектов, из которых возникли его потомки, в том числе и та группа говоров, в
недрах которых зародился язык праславянский. Таким образом, если славянская
сравнительная грамматика дает нам понятие преимущественно о конечных этапах
эволюции праславянского языка, то сравнительная грамматика индоевропейских
языков знакомит нас с п е р в ы м и моментами его жизни. Отсюда и вытекает огромное
значение сравнительного языкознания для праславянской грамматики: ведь только
установив отправные точки развития праславянского языка, можно приступить к
изучению тех многочисленных фонетических и морфологических процессов, которые
мало-помалу привели к образованию современных славянских языков, конечно, в их
эмбриональном состоянии.
/л. 8/
§ 4. Значение праславянского языка для славянского, индоевропейского
и общего языкознания
Итак, если наука знает что-нибудь достоверное о праславянском языке, об его
происхождении, составе, условиях и законах его развития, то исключительно
благодаря методическому и систематическому комбинированию данных двух
лингвистических дисциплин: с р а в н и т е- л ь н о й г р а м м а т и к и с л а
в я н с к и х я з ы к о в и с р а в н и т е л ь н о й г р а м м а т и к и и н д
о е в р о п е й с к и х я з ы к о в: обе эти науки суть как бы два столпа, на
которых покоится величественное здание грамматики праславянского языка. Из
этого не следует, однако, что наука о праславянском языке, всецело обязанная
своим существованием указанным двум дисциплинам, для них самих сама по себе не
представляет интереса. Совсем напротив: без ее положений и в особенности без
собранных ею фактов они сами не могут сделать почти ни шагу в их собственных
изысканиях.
/л. 9/ В самом деле, мы не напрасно назвали выше грамматику праславянского
языка п е р в о й г л а в о й сравнительной грамматики славянских языков.
Изучая эту главу, мы тем самым составляем себе довольно точное представление о
том огромном наследии, которое славянские языки получили от своего отца и
которое до сих пор является их могущественным связующим цементом. И можно
заранее сказать, – мы ничего не поймем ни в историческом развитии отдельных
славянских языков, ни в их взаимном отношении, если мы предварительно самым
точным образом не выделим в них те общие черты, которые они вынесли из
праславянской эпохи, или как готовый капитал (как например, отдельные звуки и
формы), или в виде известных предрасположений и тенденций, которые уже на почве
отдельных славянских языков предопределили ход многих фонетических и
психоморфологических процессов в строго определенном направлении.
Следовательно, праславянская грамматика бросает яркий свет на древнейшие
элементы и моменты в структуре каждого отдельного славянского языка, и этим
закладывает фундамент не только для построения исторической грамматики данного
языка, но и для строго научного изучения дифференциации основного славянского
языкового ядра, т.е. тех процессов, которые и составляют, собственно говоря,
главное содержание праславянской грамматики как та//ковой. /л. 10/ А одним из
важнейших результатов такого выяснения относительной роли архаизмов и
новообразований в жизни отдельных славянских языков является определение
взаимного родства между славянскими языками, или – другими словами говоря, – их
строго научная классификация. Таким образом, без преувеличения можно сказать,
что на науке о праславянском языке в конечном итоге базируется все славянское
языкознание вообще, и потому знакомство с этим языком является sine qua non
элементарного научного образования каждого слависта-лингвиста.
Но не только славистика, но и индоевропеистика вообще чрезвычайно
заинтересована в успешном развитии науки о праславянском языке. Хотя последний
представляет собой лишь одного из многих потомков индоевропейского языка, и
хотя его роль долгое время играл за него его старший сын, так называемый
старославянский, или древнецерковнославянский язык, однако в настоящее время
никто не сомневается в том громадном значении, которое имеет праславянский язык
для реконструкции индоевропейского праязыка. Дело в том, что из всей
многочисленной семьи индоевропейских языков ни один, – за исключением разве
литовского, – не сохранил в своих звуках, формах, ударении, интонации и
словосочетании столько старины, как праславянский. На это совершенно верно
указал Мейе, особенно подчеркивая поразительную устойчивость его консонантизма.
А если так, то мы не должны удивляться, что многие, например, фонетические его
процессы представляют довольно точное /л. 11/ отображение соответствующих
явлений индоевропейского языка. Достаточно указать, что история возникновения
редуцированных гласных в праславянском языке, в частности, появление их перед
индоевропейскими носовыми и плавными сонантами бросает яркий свет на историю
развития индоевропейских ослабленных гласных, и не даром Хирт в своей новейшей
реконструкции языка индоевропейцев для обозначения одного вида последних
пользуется славянской буквой ь.
С другой стороны, сохранение конечных гласных, благодаря которому
индоевропейское именное склонение удержало в праславянском языке почти все свои
падежные формы, помогает нам заглянуть во все главные тайники синтаксической
конструкции индоевропейской фразы. Этих двух первых попавшихся примеров довольно,
чтобы убедиться, что реставрация здания праязыка индоевропейцев неизбежно
обречена на неудачу, если архитектор будет пренебрегать тем неисчерпаемым
матерьялом, который содержит в этом отношении праславянский язык. Вместе со
своим ближайшим собратом, языком прабалтийским, праязык славян должен служить в
такого рода работах не только к о р р е к т и в о м, но и в известной степени и
д и р е к- т и в о м. Поэтому мы не должны считать простой случайностью то, что
тот гениальный лингвист, который первый в широком масштабе стал применять идею
праязыка к сравнительно-//лингвистическим /л. 12/ исследованиям, Авг. Шлейхер
[8] , с особенной любовью занимался изучением именно балтийских и славянских
языков.
Но праславянский язык имеет огромное значение не только для сравнительной
грамматики индоевропейских языков, но и для общего языкознания. Недавно
ван-Вейк [9] совершенно верно указал, что ни в каком другом так наглядно не
проявляется теснейшая зависимость частных изменений от более общих тенденций,
как в языке праславянском. Почти все фонетические изменения, которые, как
увидим ниже, развились в конце праславянской эпохи и которые наложили на
праславянский язык печать особенной оригинальности, представляют собой
результат двух стремлений, именно стремления к максимальной полноте голоса и к
палатализации согласных.
Первая тенденция нашла себе конкретное выражение в так называемом з а к о н
е о т к р ы т ы х слогов. В противоположность к прагерманскому языку, где
неконечные слоги оканчивались обычно на согласный, в праславянском языке слог
вообще мог оканчиваться только на гласный звук. Возникнув у носителей языка по
каким-то невыясненным еще чисто внутренним причинам, данная склонность явилась
движущим нервом, главным мотором почти всех важнейших фонетических процессов
праславянского языка: и монофтонгизации дифтонгов (§ 86), и образования носовых
гласных (§ 97). И возникновения чисто плав//ных /л. 13/ сочетаний (§129), и
декомпозиции предлогов (§ 166), и упрощения согласных и ассимиляции согласных и
т.д. Даже отпадение конечных согласных (§§ 177, 185) было прямым последствием
тенденции оканчивать всякий слог гласным звуком, и потому не на верном пути
находился Миккола, когда, наоборот, в отпадении конечных согласных надеялся
открыть исходную точку для развития закона открытых слогов. Вероятно, в связи с
возникновением открытых слогов находится и стремление праславянского языка
произносить гласные возможно более открыто, результатом чего, между прочим,
явилось ослабление лабиализации одних гласных (например, о, ŭ, ū) и широкое
произношение других (например, ĕ).
Таким же мощным и проникавшим в весь организм праславянского языка фактором
было стремление смягчать согласные всюду, где они находились непосредственно
перед палатальными гласными ( e ,ę,ĕ,i, ь ). Эта палатализация согласных
вызвала многочисленные и очень важные звуковые изменения, и притом нередко не в
один раз, а в два или даже три приема. Ниже мы ознакомимся со всеми такими
процессами подробно, а теперь мы заметим, что и эта тенденция зародилась в праславянском
языке вследствие имманентных причин, и потому, вместе с первою, заслуживает
самого глубокого и пристального изучения всякого исследователя общих законов
развития языка.
Публикацию подготовила Г.С. Баранкова при поддержке РГНФ в рамках
проекта № 06-04-00580а «Русская филологическая наука в Болгарии»
Примечания
[1] Об истории 2-го издания Праславянской грамматики см. также: Журавлев
В.К. Из неопубликованной «Праславянской грамматики» Г.А. Ильинского // Вопросы
языкознания. 1962. № 5. С. 122-129. Баранкова Г.С. К истории создания второго
издания «Праславянской грамматики» Г.А. Ильинского // Русский язык в научном
освещении . 2002. № 2(4). С. 212-248.
[2] Ср. соответствующие высказывания по этому поводу Н.Я. Марра: «Мы против
не только существования единой прародины конкретных языков, как они
действительно существуют в своей жизненной полноте без абстракции, тем более
против такого детски упрощенного восприятия, как праязык… праязык человеческой
речи. Мы против существования каких-либо праязыков и у отдельных группировок
человеческой речи, так называемой индоевропейской, семитической, или
группировок более мелких, например, в круге индоевропейском – славянской,
германской, романской... Только мысль, оторванная от материально существующей
действительности, может допускать, что родство русского с чешским или польским
или у французского с испанским будто одно происхождение, позволяющее-де строить
их праязыки, праязык романский, праязык славянский и т.д., не говоря о
научнейше сочиненном общем индоевропейском языке» Цит. по: Н.Я. Марр.
Яфетидология. М., 2002. С. 194.
[3] Цит. по: Н.Я. Марр. Яфетидология. М., 2002. С. 108.
[4] См. отрывок из письма А.И. Томсона, приведенный М.А. Робинсоном в его
книге Судьбы академической элиты: отечественное славяноведение (1917-начало
1930-х годов). М., 2004. С. 159: «Очень рад появлению нового издания
Праславянской грамматики Ильинского. <…> Надеюсь, что вскоре все поймут
научную ценность работ Марра и Ольденбурга, т.к. число лингвистов, прошедших
настоящую научную школу, все больше у вас увеличивается».
[5] Фортунатов Ф. Ф. (1848-1914) – выдающийся русский лингвист, занимавшийся
изучением индоевропейских языков, славист, специалист в области
сравнительно-исторической фонетики, приверженец сравнительно-исторического
метода в языкознании, создатель и разработчик курсов лекций по
сравнительно-исторической грамматике индоевропейских языков. Фортунатов
известен как основоположник Московской Фортунатовской школы (Московской
лингвистической школы), которая занимала ведущее место в истории отечественного
языкознания конца XIX -нач. XX в. Из нее вышли многие знаменитые русские
ученые, составившие славу русистики, славистики и компаративистики (А.А.
Шахматов, Н.Н Дурново, В.К. Поржезинский, А.М. Пешковский, Б.М. Ляпунов, А.М.
Томсон, Д.Н. Ушаков, С.М. Кульбакин, В.Н. Щепкин и др.). Учениками Фортунатова
были также известные зарубежные исследователи: О. Брок, А. Белич, Э. Бернекер,
И.Ю. Миккола и др., внесшие большой вклад в развитие мировой линвгстики. Все
они достигли больших успехов в разработке проблем праславянского языка
(праславянской акцентологии, морфологии и лексикологии).
[6] Мейе А. (1866-1936) французский лингвист, иностр. член-корр. Петерб. АН
(1906), автор многочисленных трудов по сравнительно-историческому языкознанию,
в том числе работ: «Введение в сравнительное изучение изучение индоевропейских
языков» (3-е изд. 1938), «Сравнительный метод в истор. языкознании (русс.
перев. М., 1954), «Общеславянский язык» (рус. перевод 1951 г.), представляющий
историю праславянского языка.
[7] Будде Е.Ф (1859-1929) – отечественный языковед, член-корр. Петербургской
АН (1916), автор трудов по славистике, истории русского языка и диалектологии.
[8] Шлейхер А. (1821-1868) – немецкий ученый-компаративист, пытался первым
установить как частные фонетические законы, действующие в пределах данного
языка, так и всеобщие законы языка. Предпринял реконструкцию индоевропейского
праязыка. Разрабатывал теорию стадиональности, так как считал, что три
морфологических типа языков – изолирующие, агглютинирующие и флективные –
представляют собой три последовательные ступени развития языка (см.
Лингвистический энциклопедический словарь. М, 1990. С. 489, 491).
[9] Вейк Николас ван (1880-1941)– нидерландский ученый славист, автор
«Истории старославянского языка (рус. перев. 1957)
|
